Элизабет Гаскелл: женщина, бросившая вызов обществу

Элизабет Гаскелл - одна из значительнейших писательниц викторианской эпохи, входящая в «блестящую плеяду» английских романистов
Англия - страна парадоксов. Пуританская ее натура не прощает выхода за строго ограниченные рамки, не терпит полутонов, клеймит за нарушение правил. И Англия же подарила множество великих имен. Именно в этой стране прогремели первые женские имена, изменившие подход к женской прозе, которую долгое время считали второсортным продуктом и всерьез не воспринимали.
Женщины начинали свой путь чаще всего под псевдонимами. Сестры Бронте опубликовали свой первый поэтический сборник под названием «Стихотворения Каррера, Эллиса и Эктона Беллов», долго держали свои настоящие имена под секретом и решились раскрыть только тогда, когда издатели пустили слух, что «Незнакомку из Уайлфелд-Холла» написал автор «Джейн Эйр»: тогда Шарлотта и Энн поспешили в Лондон, чтобы заявить: «Мы - три сестры». Эмили, кстати, с ними не поехала и очень злилась, что ее гендерную принадлежность раскрыли.
Джордж Элиот, на самом деле Мэри Энн Эванс, тоже прекрасно понимала: если хочешь, чтобы оценили не автора, а текст, нужно не привлекать внимание своим женским именем.
Но вот миссис Гаскелл так не размышляла. Она никогда не стеснялась и не скрывалась. Все ее тексты выходили под настоящими именем и фамилией.
Дочь и жена священника, она была уважаемой женщиной, которая начала писать из-за смерти ребенка. Потеряв сына, чтобы отвлечься от душевной боли, она занялась творчеством. Но вот признак исключительной натуры: писать она начала не типичные истории любви, не готические романы, не сентиментальную прозу. Ее интересовало другое.
Она взялась за перо и изобразила мир рабочих. Мир рабочих глазами сочувствующей женщины, которая увидела в них «богато одаренных природой, оригинально мыслящих и тонко чувствующих людей».
О рабочих (как и о женщинах) уже кто к тому моменту только не писал! Уже Дизраэли (писатель и политический деятель) выпустил свой роман «Сибилла, или Две нации» - даже само название отсылает к проблемной двойственности: «две нации» - это бедные и богатые, а имя в заглавии намекает на важность женского образа (и любовной линии, с ней связанной), чтобы не слишком зацикливаться на описании тягот жизни трудового населения Англии. Уже блистал Диккенс со своими романами о несчастных и обездоленных, о работных домах, о брошенных детях, о циничности и жестокости буржуазии.
Что ждали от жены священника, переехавшей из блистательного Лондона в северный рабочий Манчестер? Наверное, сахарной ваты, раз так удивились, что на страницах ее книг «ожили и заговорили простонародным, грубым, но зато полным энергии и страсти языком манчестерские рабочие и работницы».
Два поистине великих романа «Мэри Бартон» и «Север и Юг» могли бы быть написаны мужчиной, если бы мужчины могли так сочувствовать, как это может только женщина. Если бы мужчины могли снизойти до того, чтобы без предубеждения ходить по улицам и не шарахаться от прохожих. Диккенс показывал ужасы и жестокости мира трудового населения, Гаскелл - их ум и силу воли. Английская буржуазия называла рабочих просто «руки», не желая признавать в них людей, Гаскелл же увидела в них не только человеческое, но и во многом мечтательное.
Название первого романа - мера вынужденная. Мэри, дочь Джона Бартона, не ключевая фигура, но она смягчает проблематику, принимая удар на себя, фактически прикрывает свою создательницу от более язвительных нападок и обвинений, в желании внушить рабочим «фатально ложное представление» о том, что во всех их бедах виноват капитализм.
Представьте себе смелость этой женщины, которая не побоялась встать против традиций и устоев, которая не побоялась перейти на противоположную сторону улицы, влившись в толпу, идущую со смены, как делала ее Маргарет Хейл в «Севере и Юге».
Представьте себе смелость женщины, не побоявшейся написать историю безродной служанки, обесчещенной богатым сыночком, но не потерявшей своей силы воли и благодетели: узнав о беременности, Руфь не ужасается, она восклицает «Какой же хорошей я теперь буду!» Когда писательница сделала главной героиней своего очередного романа в буквальном смысле падшую женщину, да еще и представителя высшего класса изобразила пошлым, безнравственным эгоистом, от нее отвернулись все «респектабельные друзья», но и это ее не испугало.
Но есть еще одна книга, которая вызвала не меньше полемики, чем «Руфь», а возможно, даже больше. «Жизнь Шарлотты Бронте» повлекла за собой настоящий скандал, хотя сама писательница с аккуратной осторожностью подходит к каждому изображаемому пункту, описанному фрагменту жизни своей подруги. Текст, несмотря на жанр биографии, очень художественный, рисующий широкую картину общества и местности, не лишен субъективности, но тем более кажется смелым, читатели викторианской поры находили в нем вызов ханжеству и консерватизму, боясь того бунтарского духа, который воплощала в себе Шарлотта и ее сестры, и о котором не постеснялась рассказать Гаскелл.
Элизабет Гаскелл была истинной христианкой. Она искренне считала, что «просвещение дает людям нравственную мудрость», а значит своими текстами она тоже должна чему-то научить. Потому пытается всех своих героев если не примирить, то дидактически указать на их несовершенство, иногда излишне ударяясь в морализаторство: Джон Бартон, убивая сына своего врага, раскаивается и перед смертью мирится со своим оппонентом; хозяин фабрики Джон Торнтон находит общий язык с работниками, а рабочий Хиггинс, один из главных его противников, даже становится его другом; Руфь, исполняя свой христианский долг, вылечивает своего растлителя от тифа, но сама заражается и умирает.
Но это не важно. Такова была натура викторианского человека: мораль превыше всего. Важно другое: в ее книгах отобразилась действительная правда жизни, в которой слышится громкий упрек пуританскому чванству и призыв к милосердию, что и отражает великую гуманистическую идею, возведенную в ранг культурной традиции викторианской литературы.